Эдуард Кукулиев, строитель; 60-70-е гг.

 

Все это было. На самом деле было. И город – небольшой, уютный, знакомый до самой дальней улочки. И люди – шумные, веселые, отзывчивые.

Мы жили недалеко от моря, на углу Леваневского и Оскара в большом общем дворе. Я и сейчас закрываю глаза и вижу, как на соседских дверях ветер колышет куски марли (их вешали, как защиту от мух), и они надуваются, как паруса, весь двор в этих «парусах», будто плывет куда-то. И мы с ним. Плыла семья Муслимовых с бабушкой Зухрой , у которой руки всегда были коричневого цвета, как потом я понял, из-за хны. Ее сын дядя Муслим плыл. Он был парикмахером, стриг всех во дворе, но крепко выпивал и жена выселила его в отдельную комнату. Плыла семья Адакиных , с бабушкой Шурой во главе. Эта большая грузная женщина работала в бане, рядом с парикмахерской на Дахадаева. По воскресеньям открывала баню для женщин нашего двора, и они ходили туда помыться и отдохнуть заодно. Бабушка Шура работала в мужской части бани и видела всех мужиков нашего двора в чем мать родила. Помню, как они смущались – соседка ведь! и прикрывались железными тазиками. На стенах большой залы между женским и мужским отделениями в красивых рамах висели картины. «Девятый вал» и что-то еще «из Айвазовского» – утлые суденышки, погибающие люди, огромная масса воды, нависшая над ними, а мимо по зеленой ковровой дорожке шли на выход довольные, распаренные граждане, и стоял в воздухе аромат «Шипра» и лосьона «Огуречный». Там, в парикмахерской при бане, царил Соломон Ильягуев . Невысокий, с венчиком волос вокруг блестящей лысины, он вечно точил на кожаном ремне свою бритву. Ильягуевы жили рядом с нами на Леваневского, четыре брата их было. Один, дядя Миша, был военным, другой работал в райпотребсоюзе, умер еще не старым от разрыва сердца, у третьего были хронические нелады с законом, и поэтому мы его редко видели, ну и четвертый – Соломон, городская знаменитость, лучший мужской мастер.

Вместе со всеми плыла и наша семья. Отец работал главным инженером в порту, часто брал меня с собой. Он окончил механический и рыбный техникумы, затем Ленинградский кораблестроительный институт и проработал в системе рыбной промышленности Дагестана 46 лет. Звали его Иргонэ Изьягуевич , но в Махачкале его знали как Григория Исаевича , а маму мою, Хану, все называли Галиной . Мама была из Дербента, из довольно обеспеченной семьи. Когда в 1948 году они с отцом поженились, на нее, еще молодую девушку, обрушилась масса забот, ведь у отца на попечении были еще брат и сестры. Отец любил жизнь со всеми ее оттенками. Прекрасно говорил на кумыкском, любил петь, был душой компании, будто жизненной силы ему было отпущено на двоих. Отчасти так оно и было. У бабушки до рождения моего отца все младенцы мужского пола умирали. Пока соседка Патимат не подсказала – чтобы младенец выжил, надо отдать его на кормление другой женщине. У самой Патимат был грудной ребенок, и она предложила бабушке свою помощь. В течение года она кормила чужого ребенка, и отец выжил, и после него родился еще брат. И когда мой отец через много лет встретился с внуком Патимат, которому было за сорок, тот сказал: – Да, я знаю эту историю, бабушка рассказывала.

В дальнем углу двора жила семья Алиевых . Дядя Магомед с женой (привез ее из Львова, он там в армии служил) и два их сына – Олег и Николай . А рядом с нами – наши родственники, семья дяди Ифтаха Кукулиева (во дворе его все звали дядя Боря ). Он прошел Отечественную войну, где потерял одну ногу. По утрам он надевал протез, а вечером, возвращаясь с работы, снимал его, садился во дворе, закуривал сигарету «Памир», зажав ее желтыми от никотина пальцами. И был самым счастливым человеком на земле, потому что эта нога была страшно тяжелая и неудобно пристегивалась, еще и ремнем через плечо. Дядя Ифтах работал на вокзале, продавал в сезон овощи и фрукты или мороженое, которое доставал из похожего на сундучок, деревянного, потертого ящика зеленого цвета. С работы всегда приносил пломбир, тот самый, незабываемого вкуса, и раздавал его всем детям нашего двора.

Я помню, как к нам во двор приходила почтальон, такая обаятельная русская женщина. Ее ждали, ей радовались, ведь она приносила почту и пенсии. Но мне она почему-то казалась очень несчастной. Как правило, люди оставляли ей один рубль, наверное, в благодарность, а может, знали, что ей это необходимо.

Общий двор – это особое дело, особые правила, если кормишь своего ребенка, за стол усаживаешь всю дворовую ораву. Для нас, детей, родившихся в 40-60-х годах, не было «национальности», мы выросли во дворах, где слово старших было законом, неважно были это родители или соседи. Мы все росли вместе, встречали праздники – и русские, и мусульманские, и еврейские, и советские. Пахлава, печеное, крашеные яйца и куличи, маца – все это было привычным для нас, это все было наше. Во дворе у всех были летние кухни и стояли длинные деревянные столы. По вечерам за ними рассаживались соседи. Мужики играли в нарды, в карты. Женщины пили чай с вареньем и часами болтали, перемывая всем косточки, спорили друг с другом. Порой чуть до скандала не доходило, но утром забывались обиды и день начинался с чистого листа.

Когда начинало темнеть, кто-нибудь ввинчивал в патрон, закрепленный на тутовом дереве, электрическую лампочку. Она вспыхивала, как маленькое дворовое солнце. Это дерево, кстати, было настоящим дворовым проклятьем, от него страдали все соседи. Когда ягоды созревали, весь двор был в тутовнике и над ним роились счастливые мухи.

Напротив нас была спортивная школа, куда я ходил на фехтование. Тренеров было два. Симпатичный светловолосый Владимир Назлымов (впоследствии он стал олимпийским чемпионом, сейчас живет в США) был с нами мягок, говорил: «Кто выиграет – тому шоколадку!» А Юрий Тимошенко упирал на строгость, требовательный был. Мы, мальчишки, приходили с дневниками, и, если оценки были ниже допустимого, нас к тренировке не допускали. У меня рвения к учебе не было. Хотя учился я в одной из лучших школ города. Старая добрая школа №1, похожая на музей революции, выложенная из красного кирпича. На входе стояла строгая уборщица и не разрешала войти в школу раньше времени. Директором был Ихласов . Замечательный преподавательский состав: Слюсарева Тамара Петровна , Флорова Александра Георгиевна , учительница начальных классов Мария Ермиловна (фамилии не помню), старший пионервожатый Олег Германович и много других. Преподаватели – это отдельная тема для воспоминаний, каждый из них был фанатом своего дела. Напротив школы была чайхана, куда мы забегали после уроков, а то и вместо них, а за чайханой находилась детская площадка. Зимой, когда площадка закрывалась, мы перелезали через забор и гоняли там мяч.

В сезон заготовок во дворе начиналось что-то невероятное. Кто-то заготавливал компоты, кто-то варенья, кто-то соленья. На длинных столах во дворе стояли в ряд двух-, трех-, десятилитровые баллоны. В больших тазах варилось варенье, от аромата слюнки текли и кругом шла голова! Мой отец был большой любитель сухого вина. И каждый год на даче собирали виноград и давили настоящее вино без грамма сахара. По 500 литров выходило. Мы с братьями залезали в деревянные бочки и топтали грозди винограда. А потом отец разливал отфильтрованный сок по 5-литровым баллонам и ставил их в подвал. На баллоны надевались резиновые перчатки морковного цвета. Сок начинал бродить, и перчатки понемногу распрямлялись, наполняясь газом. Спускаешься в подвал, а там в темноте торчат морковные растопыренные пятерни, приветствуют.

Свадьбы были особенным событием. Готовились всем миром. Уже за несколько дней до даты на помощь съезжались все близкие. Я помню свадьбу своего старшего брата в 1973 году. Отец купил живых кур, корову и пригласил раввина. Раввин резал кур, они вылетали из его рук, с перерезанными шеями, и какое-то время дергались в конвульсиях. Их хватали женщины и начинали обработку. Все шумели, смеялись, сновали туда-сюда, над двором повисала метель из перьев, в общем, очень праздничная такая обстановка. А в день свадьбы соседи и гости выходили нарядные, дети рассаживались кто где и смотрели, как взрослые под барабан, гармошку и кларнет отплясывали лезгинку. Свадьбы длились несколько дней. Когда люди работали? Непонятно!

Я с семьей давно живу в Израиле, но порой тоскую, а что вы хотите? Тоскую по нашему двору, которого уже нет, по соседям. Запах порта, куда водил меня отец, особенно яркий, солоновато-рыбный, навсегда остался со мной. А голубой цвет воды Каспия с его ярко-зелеными водорослями нельзя сравнить ни с чем другим.

 

Редакция просит тех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились семейные фотоархивы, звонить по номеру: 8-988-291-59-82. или писать на электронную почту: pressa2mi@mail.ru или mk.ksana@mail.ru.


 
По теме
Криминальная хроника - Дагестанская правда Съел золотое кольцо Подозреваемый в краже золотого кольца 32-летний житель Избербаша проглотил его, чтобы избавиться от улики, сообщает пресс-служба МВД по Дагестану.
Дагестанская правда
На всякий пожарный - Дагестанская правда Вопросам пожарной безопасности в школе необходимо уделять самое пристальное внимание, поскольку в современных условиях пожары — наиболее распространенная причина возникновения чрезвычайных ситуаций.
Дагестанская правда
В законах «Об основах охраны здоровья граждан» и «О защите прав потребителей» медуслугу предложено заменить на «медицинское вмешательство или комплекс медицинских вмешательств, направленных на профилактику,
ФОМС
Вакцинирован? Защищен! - Дагестанская правда Сложившаяся в Дагестане эпидемиологическая ситуация по кори продолжает настораживать, ведь некогда управляемая инфекция стала в какой-то степени неуправляемой.
Дагестанская правда
Ашуг, ставший легендой. - Город Кизилюрт Ашуг, ставший легендой. ДЕТСКИЕ И ЮНОШЕСКИЕ ГОДЫ Майским днем 1869 года в ауле Ашага-Стал Кюринского округа Дагестанской области в бедной крестьянской семье родился  мальчик – Сулейман Гасанбеков.
Город Кизилюрт
«Там я нужнее,  чем на земле» - Дагестанская правда Военный летчик Валентин Эмиров (на снимке) в годы Великой Отечественной войны протаранил самолет врага, приняв героическую смерть.
Дагестанская правда